Вдохнови меня, сука!

Хотела написать о медитации и слиянии со Вселенной (это сделать никогда не поздно), а мысли все равно свернули на музыку. Я уже говорила, что не писала бы прозу (художественную), если бы не музыка. Так меня потрясла одна песня, что я сочинила в голове клип. Его надо было как-то зафиксировать, и пришлось обратиться к прозе. Так родился мой первый СЕРЬЕЗНЫЙ рассказ. В конце маленький мальчик погиб, но у меня тогда все умирали (не могу сказать, что это был беззаботный период жизни — совру). Видимо, я сама хотела умереть, раз всех так охотно умертвляла. Благо, без насилия — персонажи умирали от разрыва сердца, одиночества, старости, болезни, несчастного случая. Сейчас в моей голове сюжеты, в которых тоже умирают, но не все, слава Богу. Некоторых спасают в момент самоубийства — предположу, что жизнь моя слегка налаживается. Но я хотела о музыке...

Лично моя Вселенная обладает хорошим чувством юмора и периодически подкидывает мне в рекомендациях песни, под которые проходил тот или иной период моей жизни. Вот так живешь ты, в ус не дуешь, «осырился», бок маслом намазываешь, как в наушниках начинает играть трек, под который шла твоя первая любовь (или уходила — вторая). И что? И всё. Плечи поджимаешь, спину сутулишь, чувствуешь, как в уголке глаза собирается предательская — черт бы ее побрал — слеза. Но это не конец, следующим треком будет непременно «Вишневый сад» Вадима Казаченко, и ты, схватившись за сердце, сползаешь по стене, потому что эту залихватскую песню, где в начале словно по бутылкам бьют, ты слушала «в гостях», где твои родители наряду с хозяевами хаты заливали за воротник (а ты еще малышка совсем). Да только вот 50% тех людей уже нет с нами — лежат все в новой части кладбища; новой потому, что на старой места нет. Говорят, что и новая часть уже переполнена. Неизвестно, где лягу я — с такими темпами.

Да что ж я о смерти всё, как будто тем больше нет. Короче, музыка — это больше, чем трынь-трынь на гитарке. Это настоящая машина времени (а вы говорите, что ее не изобрели — ИЗОБРЕЛИ). Стоит послушать джаз начала 20-го века, и вот я уже в остроносых туфельках, в шляпочке и платье с висюльками дрыгаю ножкой, а в руке длинный мундштук, из которого тянется сладковатая струйка. Какой-то парень приглашает меня на дэнсинг, но мы-то знаем, что пошла мода женщинам танцевать с женщинами...

Читала (и рыдала в три ручья!) мемуары дочери Леонида Андреева, Веры, так она там описывает случай, когда она, будучи ребенком, лежала под кроватью и слушала «Марсельезу», которую исполнял незнакомец с красивым голосом. Ничего не понимала, но заливалась слезами. Когда этот незнакомец достал ее из-под кровати и взял на руки, он спросил, почему она плачет, девочка ответила, что это очень красиво, и опять разрыдалась. Незнакомец рассмеялся. Это был Шаляпин. Лично я рыдала, слушая виолончель — училась на филфаке, и музпед, бывало, устраивал нам просветительские вечера (мы ютились в одном корпусе). А в детстве слезы текли от красивых пейзажей, особенно закатов. «Красота — это вечность, длящаяся мгновение», — пишет гениальный Камю. Так вот, музыка — не мгновение, но тоже красота (и вечность).

У меня с детства с музыкой особые, бережные отношения. В 90-е я слушала только радио, изредка телек (был сломан) и магнитофоны у зажиточных соседей. Когда мы переехали в деревню, я шла в один конец 6 километров (то есть в день 12), и коротала время тем, что пела песни на разных языках. Когда шли с мамой, пела ей. Помимо песен, я читала книги (да, прямо в пути), учила стихотворения (если надо было), сочиняла свои (записывать на ходу было не очень удобно). Как я выжила тогда, не знаю. Неудивительно, что я всякой толпе предпочитаю одиночество (и знаю следы диких животных — я даже гонялась за рысью и лосем: бедные!). Еще до переезда я стала ходить в лес и продавать ягоды на трассе, чтобы накопить на кассетный плеер. Мечта моя осуществилась — вдобавок к нему я купила несколько кассет. Именно на этом плеере я по радио впервые услышала Земфиру. Лежала в темноте и крутила колесико, так и наткнулась. Это была песня «Искала».

Кассет мне было мало, поэтому я стала записывать на чужом магнитофоне свои. Записывала на старые сборники крутые песни с радио или те, которые мне понравились на кассетах, принадлежащих не мне. Короче, пилила свои сборники. Делала к ним обложки даже. Чего только не сделаешь от дефицита! Некоторые кассеты мне дарили, и я их обменивала на те, которые жаждала. Так у меня появилась Enigma (первый и второй альбомы). Но Вселенная, как вы уже поняли, живой организм, поэтому и она мимо не проходила — так я нашла на дороге две классных кассеты: сборник 80-х и малоизвестные песни Modern Talking. Чтобы слушать, пришлось долго отряхивать их от песка. Позже знакомые принесли нам магнитофон — сказали, что заберут, но так и не забрали. Магнитофон был краденый: в 2005-м воровали чуть меньше, чем в 90-х, но все же воровали. Кассетный плеер накрылся, и сосед подарил мне CD. Начался новый геморрой: покупать чистые диски и переписывать — на чужой, опять же, технике — покупные сборники. Ах да, батарейки еще, алкалиновые — летели дуром. Телефон вмещал только 2 песни (и то в сжатом формате — я научилась сжимать песни!), и я их крутила на повторе, когда ездила во Владимир. Помню, еду в переполненном автобусе, за окном темнотища (у нас водитель всегда выключает свет в салоне — даже книжку не почитаешь), раннее утро, храп, сап, в небе Большая Медведица висит, а в ушах поют, что, мол, держись, не сцы, все будет ок (на англицком, естественно). И держалась, не сцала. Приходилось — иначе начнешь реветь, не остановишься. Так было порой тяжело.

Когда появилась техника и интернет, я купила mp3-плеер с прищепкой (очень удобно) и стала на него записывать песни. Плеер через какое-то время сломался, и я купила точно такой же на «авито», уж очень удобная у него прищепочка. Пока живет. Сейчас почти вся моя музыка — в телефоне. Я не гоняю одни и те же песни по кругу, как можно подумать. Я не мазохистка. Мне постоянно нужна «новая кровь», поэтому я либо сижу в «рекомендациях», либо мониторю новые альбомы, либо музыкальные жанры (мне кажется, я пробежалась по всем — настолько я жадная). Почти все тексты, особенно художественные, я написала под музыку. Музыка мне помогает найти нужную тональность. А еще, что самое главное, войти в транс, чтобы обеспечить демиургию. Сейчас я подсела на медитативное радио (вещающее из Португалии) — очень много там годных вещей. А когда хочется веселья, переключаюсь на «1920-е». Вдохновляет меня то, что я слушаю музыку столетней давности. Андреев умер, но еще была жива Цветаева. Непередаваемое чувство, когда ты смотришь «Девушки в униформе» и знаешь, что это любимый фильм Марины. Мне все время кажется, что я живу с НИМИ в одно время. Если верить в то, что время на самом деле не линейно и все существует здесь и сейчас, то все стает на свои места, даже безумие. Поэтому я так люблю гулять по Старому Арбату — там, невидимые и неслышимые, ходят классики русской литературы. И нет у меня — пока — дара, чтобы взглянуть сквозь время и увидеть их так же, как я вижу вас.

Я неустанно работаю над своими психологическими травмами и уже могу спокойно слушать музыку, которой раньше избегала. Например, я уезжала из Москвы (думала, навсегда) под альбом «Turn Blue» The Black Keys. Сейчас его слушаю и думаю, какая же я все-таки сильная, не умерла, справилась. А когда уехала окончательно, разрывала себе сердце — под альбом «Big TV» White Lies, особенно песню «Change» (можно сказать, это мой реквием). Некоторые треки Morandi до сих пор слушаю с затаенным дыханием (в ожидании сердечного приступа), а Hurts действительно hurts, потому что это саундтреки моей первой — «я не должна тебя любить» — любви. Любила я пострадать, ох любила, но если бы не любила, не было бы того, о чем я могла писать. Все мои тексты говорят: «Я знаю, каково тебе. Я зажгу огонь, и мы пройдем сквозь него вместе — и выйдем чистыми». Сейчас я, кстати, в поиске идеи для нового романа. Старые дописывать — как реанимировать давно почившего. Поэтому я бегаю по новым местам (текстам, песням, картинам, иногда странам) — ищу вдохновение. Возможно, надо обратиться к старым местам (и людям), но я этого пока не знаю. Не будешь же трясти человека за грудки с криком: «Вдохнови меня, сука!»

Не знаю, как это описать — душа просится КУДА-ТО. Тоскует по тому, чего не было. Это «то» — видимо, еще не написанный текст, еще не встреченные люди, еще не услышанные слова. Ну, или музыка, которая только начинает формироваться в голове у композитора. Которую я когда-нибудь услышу (и так же схвачусь за сердце).