Но не умерла

Я, конечно, горевала, но в горе своем была сильна. Возможно, я и люблю себя только в одной ипостаси - влюбленную, но несчастную. Научилась так жить: видимо, богатым был опыт (на славу!). Вспоминаю всё (вас), но не с больным сердцем - как раньше. А с сердцем, которое стало старше и, вполне возможно, заматерело (и стало материнским - для многих). Так, как твердеет ткань от постоянно льющейся на нее крови. Не зря рифмуются "кровь" и "любовь". Не зря эта рифма затаскана, как старая проститутка (у нас в семье говорят "проститня" с ударом на последний слог). Да, только в несчастной любви я готова поставить себе монумент.

Я памятник себе воздвигла

— рукотворный -

из-за любви,

что часто мне врала.

Я уходила,

развернувшись гордо,

и умирала...

Но не умерла.

Сочинила вот. Женская версия. Берите.

И где те дни, когда хотелось каждый день умереть - не от горя (моей любви, которая не нужна), а потому что терять больше нечего? Когда "хоть щас - в путь: и обязательно - на край света!"? Хотя и сейчас вещей - на узелок, как у ежика в тумане. Да и туману жизненного - предостаточно. Главное только его в голову не пустить.

Люди знали, чем меня при себе держать. Горем. Умные люди, ой умные, но - не удержали. Может, помимо горя, нужно было и любви давать - хоть немного? А то чаще всего хотелось в запой уйти. Вино хотелось пить чаще, чем пить вообще. Некоторые стихи пропахли спиртным, потому что писаны были в пьяном дурмане. Когда начинаешь трезветь, надо накатить еще, потому что с трезвостью возвращается мысль, что твое - талантливое, страстное, всеведущее - сердце не нужно. Нужны - другие. А твое - хоть тресни: нет. Нет, не так. НЕТ! Да, так точнее. Тело взять можно - никакой ответственности, а вот сердце - "извини, не возьму, а то боюсь, что карман протечет - стирать долго".

Когда-нибудь я напишу книгу о своих любовных несчастьях (вариант названия - «Но не умерла»), а в эпиграф поставлю фразу "любя многих, я всегда любила одну". И пусть решают: "Себя? Первую любовь? КОГО?" Если, конечно, кому-нибудь будет до этого дело. Так что, господа-товарищи, если вас предали, если вам сердце вырвали и растоптали его к чертям собачьим, да еще и поплевали сверху, то сделайте это дерьмо поэтичным, окрасьте его в метафоры (ясписы, ляписы и смарагды) и прямо на стол (не в стол!). Таким поэтичным его сделайте, чтобы челюсть у тех, кто с вами так поступил, поотвисла (и не раз), а лучше чтоб вообще упала - и разбилась. Чтоб очередью - к стоматологу.

Когда говорю: "Если ты разлюбишь меня, я этого не переживу", это правда. Конец любви означает конец меня. Даже в процессе несчастной любви я - герой. Когда и она заканчивается - я никто. И до-о-олго никто - пока не отыщет в людском потоке меня еще кто-нибудь. Благо, в каждом моем тексте - маячок, бьющий не только в глаз, но и в сердце. Я не смогла завоевать любовь, а значит, я слаба. Может, просто не суждено, но разве это что-то изменит в упрямой голове? После "ухода" (всегда не моего) я опускалась на колени. Не потому, что я умоляла - вернуться. И не в церкви. А потому что не было сил встать и идти - дальше (бессловесный крик: "Слаба!"). Человек, от меня уходивший, мог бы справедливо заявить: "Да что ты без меня сможешь?" И я бы - смолчала, не обиделась. Потому что действительно - ничего.

Людей нет, а музыка (из "тогда") есть. Люди, конечно, тоже есть (живы), но уже не те. Не такие. И что за идиотская привычка привязывать к человеку музыку? Добрую часть плейлиста слушать невозможно. Вот она - ваша гадость мне - напоследок. Но уж точно — последняя.

Но не умерла — я. И никогда не были в процессе умирания — те. Смотришь на человека, которого когда-то любил, а внутри — ничего. И только к себе (тамошнему, тогдашнему) — всё. И жалость такая — что вернуться хочется в «там и тогда», чтобы предупредить: «Наивная барышня, вам будет плохо, и это «плохо» застит вам когдабытонибылое «хорошо». Знайте». Или просто - «Крепись!»

Только сейчас поняла, что строки из того, что еще никто не читал:

«Тело мое драли пулями,

даже жгли.

Руки ломали на стуле мне -

не смогли»

как раз о той любви, которая у меня была. Вот как оно бывает — напишешь, а смысл доходит через неделю.

Режим "В самолете"

Два часа ночи. Обложившись Цветаевой (поэзия и письма), в свете трех свечей (важно) пишу поэму. На столе рядом со свечами - блюдце с драгоценностями, на блюдце - портрет красками (мой - не от меня). Бронзовый подсвечник - бронзит началом 20-го века, а если присмотреться - концом 19-го.

Не могу утверждать, что люблю Некрасова. Наверное, я Некрасова - открыла. Положение женщины на Руси - нарыла. А после - Лесков. Сравнивать "Кому на Руси жить хорошо" и "Левшу". Спрашивать о русском менталитете тех, кто даже не знает, что это такое, поэтому -"русский национальный характер". Пришли к тому, что ничего не меняется - это с 1860-х-то. Мало кто знает, но, собирая материал для поэмы, Некрасов общался с крестьянами Владимирской губернии, а я-то думаю, почему так за душу взяло.

О "владимирстве" пишет и Цветаева, вспоминая, что Бальмонт и дед Цветаевой (священник) были из Шуйского уезда. И Шмелев во Владимире служил. Герцен - венчался. Вообще было бы занятно составить литературную славу Владимирщины, но это так - масштабное лирическое отступление. Ни что так не лирическое отступление, как - всё. От тишины. Или от смерти.

Поэму пишу не от того, что начиталась поэм - иных. А от того, что делать в поезде нечего. И Русь вся - как на ладони: природа, люди, нравы. А в рюкзаке - Рильке. Рильке читать невозможно: слишком хорош. Читаешь у него одно стихотворение - пишешь свои два. Первый сборник Рильке я читала месяц (крохотный). Наткнулась на текст одной из "Дуинских элегий" и поняла, что откуда-то ее знаю. Будто даже учила (в прошлой жизни, потому что в этой Рильке читала впервые). Второй сборник буду читать, видимо, два.

Обо мне лучше всего скажет сценка из реальной жизни. Встретилась с другим преподавателем (учились вместе), зашли в библиотеку. Она: "Надо купить книжку по вязанию". Я: "Надо купить Рильке". Кому - что. И - кто.

Столько всего накопилось (в голове и в жизни), что режим "В самолете" как-то удобнее. Кто-то скажет: "Наверное, отупела, вот и замолчала". Или: "Сказать, наверное, нечего". Сказать - есть чего, но этого "чего" так много, что любой рассказ - капля из моря. Кто-то (последний в строю): "Драгоценная капля".

По комнате гуляет ветер - пламя высокой свечи дрожит. Будто до него долетает мое дыхание. Изо всех сил пытаюсь быть современной себе - не современной для других. Большинство на свечи молятся, я же на них читаю стихи. Знали бы первые, что это одно и то же.

Завтра ожидают люди, которых я не люблю.