Подорожник

Думаешь (и следовательно, говоришь) об искусстве - становишься искусством. Теряешь плоть. И вот ты уже не человек, а мысль, выраженная в слове. Без пола и возраста. Любое обращение к тебе как к личности, у которой свой быт - оскорбление. И любое не-обращение. Все думают (а ты мысль) - значит, ты в каждом. Мыслят не тобой - для мысли смерть.Любимый мыслит не тобой - проклятие даже после смерти (так и рождаются проклятые). Неожиданность - когда встречаешь в зеркале человека живого. У него под глазами (опять же, от мыслей, то есть от тысячи граней себя) темнота. Иногда что-то болит, но по больше части - душа. Он гладит себя по щекам, думая: "Я еще, вот оказия, и здесь". Да, где его только не носило: написал слова, слова эти прочли, и вот уже автор в чужой голове освещает фонариком запыленные предметы ностальгии, а в сердце разводит костер. Хозяин сердца-головы оказывается хозяином языка - говорит мысль другу, и снова - пора бежать, чиркать спичками, вот только надену башмаки, а то подскользнусь на слезах - друг по ночам, вдали ото всех, наедине с подушкой, сентиментален. Я вирус с положительным значением, передающийся чиханием в виде речей. Меня читают после моей смерти. Хотя какая тут смерть, когда ты - созидательным вирусом - ходишь из уст в уста и в ус не дуешь! А памятник гранитный снесите - нечего людей в заблуждение вводить.

Искусство утопило меня в себе. Люди-рыбы рвут меня на части. Но, Боже, какое, оказывается, счастье - быть разорванным! К куску меня приливают все соки стороннего организма, чтобы переварить, растворить, дать благо существу. Себе не принадлежу. И никогда не принадлежала. Искусство взяло женское тело, посеяло в нем семя и выдавило таблетку - меня, ту, которая не хотела рождаться, поэтому оказалась переношенной на неделю - из блистера: живи - твори - лечи. Не будешь ты иметь конкретной внешности и конкретного нутра. Все будет меняться. Роза ветров, а не человек. Из персонажа в персонаж. Эпохи - народы - лица. В снах будешь жить, а в реальности - спать. Знали бы вы, какая ответственность - жить не только собой, помнить прошлые жизни и знать свою судьбу, потому что будущее как белый день. Не потому ли мы так носимся с собой, как с яйцами курица, потому что не чувствуем за собой войска, которое нас сюда послало? Знаем, что оно есть, что какие-то говорило слова, там, далеко-далеко, в сто семидесятой реальности, но потеряли связь. Неужели надо прожить всю жизнь, чтобы ее найти (и уже после смерти - воссоединившись, уйти снова)? Еще в начальной школе я знала: у меня есть миссия. Только был страх, не противоречит ли априорное знание религии. Я спросила у женщины-богослова: "Может ли быть у православного миссия, которую на него возложил Господь?" Она ответила, что такое мнение имеет право на существование. Я тогда сидела рядом с чудотворной иконой (ее разрубили топором, но она срослась) и старалась не зарыдать, настолько от нее веяло любовью. Это была встреча с тем самым войском. Теперь я знаю.

Есть такие тексты - подорожники: приложил к сердцу - и прошло, пусть не навсегда, но хотя бы на время. Я стараюсь писать такие "подорожники". Человеку недостает любви. Он выдавливает по росинкам ее из всего, что его окружает. Я сегодня надену платье - мне сделают комплимент: как хорошо! А после - почему мне не делают комплименты, когда у меня насморк и высокая температура? Сто лет назад прочла, что если воду (аш-два-о) очистить от примесей, она будет настолько прочна, что по ней пройдет слон. И прошел, только не слон, а Христос. Если бы человек был человеком (как вода - без примесей), он бы исцелял, он мог бы летать и общаться с теми, кто умер (а на самом деле - никогда не умирал). Искусство делает из почти людей людей. Искусство - форма любви. Что оно говорит нам? Посмотри, как прекрасно сердце людское (ты на горе, когда в сердце твоем горе)! Как прекрасна природа (ты видишь ее, а значит, она часть тебя)! Как все, что есть, любит тебя. Люби и ты его. Сдайся, человек будущий.