Лекция "Символизм, акмеизм и феминизм в России"

Автор: Леди Абсурд

Учебное заведение: "Лесотехнический техникум"

Основной предмет: "Литература"

Курс: 1 (11 класс)

Прочитана: февраль 2016 г.

Предметы: физика, логика, история, литература, философия, обществознание, религиоведение

От преподавателя: "Данный текст не представляет собой полную версию лекции, потому что в процессе задавались вопросы (с обеих сторон), уводящие коллективное размышление в иные аспекты, которые здесь не затронуты".

Учащиеся не любят физику, потому что ее неправильно преподают. На самом деле физика крайне поэтична. На чем физика базируется? На законах. Разве только физическая жизнь течет по определенным закономерностям? Вспомним третий закон Ньютона: на каждую силу действует сила противоположная. По сути, это один из главных законов не только физики, но и логики. Какова была историческая обстановка в начале XX века, напоминать, наверное, не стоит. Революция революцией погоняет, в перерывах между революциями - войны. Как и историю, так и развитие искусства можно объяснить при помощи логики. Тирания государства рождает всплеск творческой мысли. Творчество становится частью революционного движения. Большевики жаждут построить новое государство, уничтожив и забыв старое, символисты же хотят попросту забыться. Всплеск является всплеском, а не продолжительным этапом на десятки и десятки лет потому, что на движущую силу действует иная сила - сила торможения, исходящая как от власти, так и от общества, вкусы которого не перестают меняться. Страна начинает разваливаться, и, можно сказать, на ее похороны, в гости, из Франции к нам заваливается символизм. Но, опять же, ничто не вечно под луною - символисты встречают отпор в лице акмеистов. До этого был еще один конфликт, причем не во Франции, где символизм вышел из декаданса, а в России - символизм противопоставлялся декадансу. Декаданс - упадничество духа и потакание слабостям тела (оргии и наркотики), в то время как символизм - ода духу, духу не конкретному, даже не Святому, а Мировой Душе.

Но заслуги у символизма есть, особенно перед феминизмом. Именно среди символистов мы встречаем женские имена: Зинаида Гиппиус (по мнению литературоведов, она не дотягивала до почетного звания "символист" и была скорее искусным подражателем), Анна Ахматова (центральная фигура) и Марина Цветаева (стояла гениальным особняком, никому не принадлежащим). Найдем ли мы в современной литературе столь же достойные имена среди женщин? И, к слову, до сих пор в кабинетах литературы мы не встречаем ни одного женского портрета, хотя Ахматову и Цветаеву справедливо водрузить на одну стену с Толстым, Достоевским и Чеховым. И ни в коем случае нельзя Ахматову и Цветаеву сравнивать: кто гениальнее, сильнее и, следовательно, кто имеет большее право на мировое признание.  Почему только мировое? На признание от лица России рассчитывать не приходится. Стоит только вспомнить, что, например, автобиография Марка Шагала была сначала написана по-русски, но в России ее издавать отказались, не отказались во Франции - перевели на французский. В России, уже после, переводили с французского на русский! Так и с Петром Чаадаевым - первым русским философом, который замахнулся на европейское сознание. До чего Россия не переносит гениальное искусство! Воистину - на всякое действие есть свое противодействие. Или - на всякого гения есть своя Россия.

В символизме Бог перестает быть мужчиной безапелляционно. Мужчиной Он, конечно, быть может, только в этом случае поэзия лишается воздушной женственности. Например, у Александра Блока Иисус Христос имеется, но с мягкими, женственными и слабыми, не в осуждение и без оценки будет сказано, чертами. Мировая Мудрость - это Святая София из философии Владимира Соловьева. Мироздание пронизывает Дух-Женщина. Женщина - это божество, которым творец восхищается и которому посвящает свое искусство. Женщина уже не мать, потерявшая на войне сына, и не крестьянка, рожающая в поле, где до этого весь день убирала рожь. Теперь она - богиня. Самая прекрасная. Не имеющая плоти и крови. Ускользающая. Без имени. Точнее, без единственного имени. К ней нельзя обратиться телом, но можно обратиться духом: мужской дух обращается к Женскому Духу. Создавать из женщины Бога не означает отказаться от Бога в лице мужчины. Христианство - религия, придуманная мужчинами: Всевышний - мужчина, Иисус Христос - мужчина, апостолы - мужчины, даже Святой Дух - уж точно не женщина.

Если христианство - мужская религия, то православие - мужская религия в квадрате. Женский образ в православии - это прежде всего мать, Божья Матерь. На иконах Она практически всегда с младенцем. Если отбросить сакральный подтекст, можно приравнять такую икону к пропаганде материнства: "Знай свое место, женщина! Твой удел - рожать и страдать!" Есть ли в православии место для любви к женщине? А для любви к ближнему своему, когда живешь в постоянном страхе попасть в ад за то, что съел мясо в пост? В католичестве иконы отсутствуют - есть статуи. Дева Мария изображается скульпторами, как прекрасная девушка со склоненной головой - знак светлой печали: сын ее больше не мучается и отныне в Царствии Небесном. Но нам-то известно, что православие всего лишь национальный суррогат христианства, не истинная религия России. Истинная вера Руси - славянское язычество, появившееся в первое тысячелетие нашей эры из древней индоевропейской религии. Перун - главный бог пантеона, житель небес. Но кто царствует здесь, на земле? Мать - Сыра Земля. Олицетворение плодородной земли-матери. Это не божество, событийно участвующее в мифе. Это женское начало, равное мужскому. Конечно, мужских богов в язычестве явно больше, но стоит отметить, что второму женскому персонажу - Мокоши (или Макоши) отводилась еще одна главная священная функция (после рождения) - смерть. Мокошь - богиня ночи, зимы и смерти. Славяне почитали как первую богиню, так и вторую. Вторую, конечно, потому - что смерти боялись. И что хорошего в ночи, когда нечистая сила куражится? А в зиме, когда зубы на полку?

Безусловно, акмеизм не повернул к язычеству. Он просто избавил Женщину от "материальной шелухи". Несколько поэтов, творивших в начале XX века в лоне символизма, страдали от недостатка плоти. Известно их точное число - 6: Гумилев, Ахматова, Мандельштам, Зенкевич, Городецкий и Нарбут. Нет, они не отказались от символизма напрочь, пойдя по вектору наибольшего сопротивления. Акмеистская шестерка добавила к "голубому ветру, бушующему над соболиным мехом Прекрасной Дамы" равной Духу конкретики. Основная задача акмеизма - уравновесить физику и метафизику. Прекрасная Дама полюбила царевича и вручает ему в дар кольцо, чтобы тот не забывал ее, когда будет бороздить просторы Африки. Прекрасная Дама родила не менее прекрасного бога - сына. Женщина в акмеизме - не богиня, ускользающая от чужих рук, потому что обнимут и превратят в смертную. Она - реальная персона, стремящаяся в чужие руки, потому что вспомнить свои божественные корни можно только в любви. Она - "колдунья, чародейка, змея". Акмеизм повернул к язычеству частично.

Второе название акмеизма - "адамизм" (от Адама, который якобы был первым поэтом, назвавшим все вещи и явления). Мир миром назвал Адам. Где была в этот момент Ева? Этот мир познавала.

Акмеизм просуществовал всего два года - с 1912-го по 1914-й. Символизм - около 25-ти лет. Некоторые исследователи считают, что акмеизм не являлся самостоятельным литературным течением, а ознаменовал лишь последний этап развития символизма. Иным словом, это символизм на национальной почве (как и с православием). Литература России слишком слаба, чтобы создать что-то оригинальное. Обычно проходит лет 10-15, и из Европы приходит основное веяние в искусстве, которое "по ту сторону" уже перестало существовать или сходит на нет. Словно История задается вопросом: "А что будет, если бросить семя на российскую землю?" Или вспоминает: "Ах да, у меня же еще Россия есть!" Что ж, акмеизм - крепкое рукопожатие на прощание.

Но я слукавила, когда сказала, что Россия бесплодна. В первом десятилетии XX века творил Леонид Андреев. Творил и не знал, что через 10 лет в Германии, а в Европе чуть позже, появится экспрессионизм как болезненная реакция на мировые события, полные смертей. 1904 год - время написания "Красного смеха". Текста, который представляет собой дистилированный экспрессионизм. Образец. До сих пор факт этот не признан мировой культурой. А Россия даже не хочет заикаться, что что-то все-таки миру дала. В муках родила. В холодном грязном углу. И в книжных магазинах Андреева не сыщешь. Не потому, что раскупают. Потому что не издают! Вот оно, горькое российское признание!

От акмеизма первым "откололся" Осип Мандельштам. "Утро акмеизма" - третий трактат после Гумилева и Городецкого - это уже интерпретация общей мысли. Мандельштам, которому была присуща безличность, что особенно относится к его прозе, отказывается от экзотики Гумилева (познания поверхности Земли) и от предметного мира, зафиксированного острым взглядом Ахматовой - слишком много в их поэзии внутреннего лавирования. "Любите существование вещи больше самой вещи и свое бытие больше самого себя", - пишет Мандельштам. Слово у него исключает личную коннотацию. Оно - строительный материал. Видимый, ясный, живущий. Не застывший в памяти. Если символизм отличался панэстетизмом, то есть преобладанием эстетизма во всех сферах жизни, то здесь - не знаю, есть ли такое слово - панкларизм, от "кларизм", что означает "ясность". Личное событие (у Мандельштама - арест) - лишь повод, чтобы взять кусок реальности и, расчленив его, дать представление и о куске, и о своем состоянии. Подобным методом пользовалась еще Ахматова, только у той реальность не возводилась в абсолют, все вещи были интимными и никогда не покидали порога родной ей местности. "Твердь сияла грубыми звездами", "звездный луч - как соль на топоре", "тает в бочке, словно соль, звезда" - метафоры Мандельштама, взятые из одного стихотворения, и это понятно из однородной суггестивности. Но, на мой взгляд, основная метафора текста - "чище смерть, соленее беда". Смерть может быть чистой, беда - соленой. "Чистая смерть" - это бытие, очищенное от быта. Панкларизм - не только в слове, но и в реальности, этим словом выражаемой. Если бы поэта спросили: "А правда, что звезды соленые? Вы что, их пробовали?", думаю, он бы ответил: "А вы - нет? Какие они тогда, если не соленые?"

Как же любить существование вещи больше самой вещи? Из чего это существование состоит? Карандаш. Символисты бы решили, что он олицетворяет бренность написанного: написал - стер. Или хрупкость - наконечник то и дело ломается. У Ахматовой карандаш бы лежал на столе рядом с потрепанной тетрадью - вещественный и такой нужный. "Его ты дал мне, помнишь?" - спросила бы она шепотом. За карандашом, по версии Мандельшатама, стоит жизнь карандаша. Его изготовили. Он трясся в ящике, чтобы очутиться на прилавке. Проехал полстраны. На последние гроши его купил поэт. У поэта маленькая сестра - та рисовала им на газетах кривые ромашки и рожицы. Однажды уронила. Карандаш утащил пес и разгрыз. Остатки смели на совок и выбросили в печь. Горит ярким пламенем карандаш. Каждый шаг нешагающего предмета делает предмет предметом. Я люблю карандаш не потому, что он нужен мне или потому, что его мне подарил близкий человек, а потому, что карандаш есть в этом мире. Карандаш - это сотни возможностей. Карандаш - это возможность быть даже не карандашом.

Любите свое бытие больше самих себя. Посмотрите на свои руки. Представьте внутри вас органы, вены и кровь. Все - зримо, логично и ясно. Человек связан внутри красной паутиной. Связан с другими людьми красными нитями. С обязательствами - красными цепями. Иногда бросает в толпу "красное словцо" и получает в ответ на него "словцо синее". Реакция, направленная на тебя, есть всегда. Реакции бы не было, если бы тебя не было. Бытие твое - это реакция на твое рождение. Смерть - это всего лишь реакция на твое бытие.