Из могилы (заметка о литературе)

Когда-то, а именно на пятом курсе, я начала читать "Опавшие листья" В.В. Розанова. Во-первых, потому что сам факт, что он бросал исписанные бумажки в корзину, а после весь "мусор" собрали и напечатали, поразил своей неординарностью. Во-вторых, так вышло, что многие слова из его уст знаю наизусть. В-третьих, это была первая книжная распродажа в моей жизни, и книга была куплена за 30 руб. вместо 100 руб, как и еще штук двадцать иных - прямиком из классики. Так вот, человек, которого считают чуть ли не революционным религиозным философом, - любил он порассуждать на запретные темы в религии, пишет: "...нет ли провиденциальности, что здесь "все проваливается"? что - не Грибоедов, а Л. Андреев, не Гоголь, - а Бунин и Арцыбашев. Может быть, мы живем в великом окончании литературы". Вспомним, что написано сие на рубеже 19-20 веков, то есть примерно век назад. Таким образом, Розанов Андреева и Бунина, в коих я души не чаю, ставит на порядок ниже, чем Грибоедова и Гоголя. Возможно, что я даже соглашусь с его точкой зрения, что даже нобелевского лауреата надо поставить за спины классиков. Сто лет назад - сколько прошло времени. И знал ли Розанов, что Бунин восхищался им? Да какая теперь разница... И вот теперь, прочитав мемуары Бунина, откуда я и узнала, что его интересует Розанов, для меня открылась полная картина былого и нынешнего в литературе, точнее в ее останках - признаю ее смерть: травля талантов (вспомним хотя бы факт, что Гиппиус завидовала Бунину по-страшному и поэтому строила козни, прикрываясь дружбой), отсутствие какой бы то ни было поддержи со стороны государства (даже в 19 веке писатели испытали это на себе, почему и обращались к меценатам за помощью), на арене блещут "актуалисты-федерасты", то есть среднячки, штампующие шлак, издалека актуальный. Взять "Темные аллеи": за окном Хитлер отвоевывает страну за страной, а Бунин пишет не свойственный войне экспрессионизм, что наблюдалось в зарубежной литературе того времени, а "дистилированные" рассказики о любви. Кому они были нужны тогда? Автор даже гонорара не получил, и спаслась книга только благодаря тому, что он даром отправил рукопись в США, куда его так отчаянно звали. Розанов умер от голода, Бунин - от предательства и травли. И с ними началось разложение классической литературы. На смену имперской России пришла "новая", на смену классике - пропаганда, работающая на правительство. Не зря Шмелев и Ильин так сетовали по этой "смене" - чуяли запах разложения, но ничего не могли поделать. Сами были в эмиграции. Оставалось лишь в трактатах рыдать. Рыдали они и не знали, что литературу "новой России" через сто лет станут плюсовать к их родимой классике, потому что даже она будет на порядок выше. Само государство - "новая Россия" (СССР) - исчезнет с лица Земли. И умрут все те, кого они так боялись.

И Бунин, и Розанов в один голос утверждали, что за периодом развития непременно должен быть период застоя. Вот он, великие. Я сижу в нем, прямо в центре. Держа в руках ваши книги, часто рыдающая над мыслью, что таких, как вы, уже нет и не будет. "Новая Россия" превратилась в "новейшее Нечто". Возможно, что-то и развивается, к коему я не имею никакого отношения, но не литература. Что ни автор, то симуляция авторства. Силой авторской мысли не поднимешь теперь даже ложку - что уж о горах говорить. Я не имею права говорить о том, в чем мыслю недостаточно: живопись, архитектура, кинематограф и др., поэтому решусь размыслить о явлении, о котором знаю очень много - о писательстве, с коим в судьбе нужно родиться. Ответ, почему все так плохо, лежит на поверхности: изменился сам Homo Sapiens. У меня не поворачивается язык назвать ЭТО человеком. Вид животного мира - не более. Это если говорить о современном представителе человечества. Всех нас так или иначе это "разложение Человека" затронуло: иным словом - пострадали лихо. И продолжаем страдать, ибо нет сил наблюдать, как культура заносит ногу над следующим шагом - шагом в бездну небытия. Нет, она не умрет. Продолжит питать низменные потребности, а ведь должна быть высокой сферой, по определению. Определения давно пылятся в мусорном ведре. Ничто теперь не нужно, а если ты ценишь классическое - не в тренде, "вали с пути, зануда!" Молод и любишь классическое - "вали с пути, зануда!" вдвойне. Почему вдвойне? Потому что пахнешь старьем, а если приглядеться - умер. А тебе всего-то 23.

Такое отношение будоражит в моем сердце адскую злость. От зла я берусь за очередной вечный шедевр и читаю. До боли в глазах. Ночи напролет. Взгляд становится более радикальным, а стиль вплотную приближается к "пощечинам" Сартра. Импрессионизм уходит на второй план, уступая дорогу экспрессионизму и акмеизму с футуристическим подтекстом. Текстом хочется бить. Каждого, кто прочтет. Чтобы он поднял веки, перестал спать, оглянулся на безобразие вокруг. Гоголя упрекали за то, что он развращает читателя, показывая пороки. И вот теперь читатель перестал думать и воспринимает все буквально: "если так в литературе и кино, значит и я так должен поступать". А что видит он? Тупость, пошлость и насилие, приправленные несмешными шутками. Я боюсь общаться с теми, кто это читает и смотрит. Вот поэтому слова "Ты высокомерная сука!" слышу чаще, чем "Привет!".

Я выбрала "гениальное старье" и пишу его же (талантливое, не гениальное), и по этой причине меня считают умершей. Словесно плюют в лицо, банят на ресурсах, смеются, что скоро опубликую первую книгу (спасибо всем, кто помогает мне материально!), что не смотрю и не читаю то, что популярно. Умершие живут в умершем - современность им не нужна, знайте. Не хочу сравнивать Бунина и себя, но он бы меня отлично понял. И мы бы хором ругнулись матной прибауткой - знаем их немало. Нет, я не сошла с ума, когда плакала над биографией Шопенгауэра. Навзрыд. Доказала себе, что я Там. Теплым летним вечером.

Вот и сейчас вечер, правда осенний, практически зимний. Снег медлит, а сердце разрывается от жажды взять его в руки. Заморозить злую страсть. И лишь остается смотреть, как наспех румянится горизонт перед ночью. Не хочет выглядеть серым. Она - это я. И если она снится мне, то я снюсь ей. Возможно. И молиться, благодаря Господа, что никто не отнимет моих глаз, ума и сердца. И рук, печатающих это.