Теория эстетической относительности

Крошка сын к отцу пришел, и спросила кроха:

 — Что такое хорошо и что такое плохо?

Владимир Маяковский

Вам нравится двухмерное изображение? Можете представить, что человек – это тонкая пластинка, которая может с легкостью спрятаться за такой же пластиной, деревом? А теперь создайте в голове образ объемного мозга и сплющите его в такую же пластинку. Зачем все эти манипуляции? Хочу открыть вам глаза на то, что находится в вашей черепной коробке. В ней функционирует плоская розовая кругляшка с извилинами. «Но мы же видели фото человеческого мозга!» - воскликните вы, заламывая руки от негодования. «Кто-то даже доставал его руками в белых перчатках», - покорно кивну я.

 Все мои примеры были использованы для того, чтобы показать, насколько мозг рядового человека примитивен, двухмерен, ограничен. Все легко объяснимо: человек стремится к простоте. Чтобы что-то воспринять, он обязан пропустить это сквозь себя и тем самым удержать в памяти. Дабы не плутать по многочисленным оценочным тропам, человек включает «графический анализ». «Графический анализ» - это оценка явления действительности или нематериальной среды, работающая по цветовому спектру графики: среди оценок есть лишь черный и белый цвета. «А серое?» - спросите вы. Да, еще и серое, но в меньшей степени, потому что легче разбросать вещи еще неизвестного цвета по двум корзинам, чем думать над оттенками. Разбросал вещи, вздохнул – можно жить спокойно. Якобы все на своих местах.

Еще один пример. Литературное произведение. Читают структуралисты. Читают постструктуралисты. Читаем мы, «крестьяне». Первые ищут в произведении тему, включают его в контекст литературы отдельной страны или мира, анализируют героев, думают над подтекстом и идеей. Отлично! Есть, чем заняться вечерком, одним словом. Зачем все это? Ради того, чтобы «удержать» это литературное произведение. Путем создания паутины многочисленных связей, списков, разбора по пунктам структуралисты помогают человеку запомнить то, что он прочитал. Вроде бы работают на простоту, но оперируют такими сложными понятиями, что не каждый «крестьянин» домыслит. Допустим, тема «Война». Что сразу в голове всплывает? Минимум, Толстой и Шолохов. А «Сентиментализм»? Минимум, Стерн, Карамзин и Радищев, причем этот «минимум» уже рассчитан на литературоведа. Благодаря структуралистам литература остается на бумаге, в памяти. Одним словом, фиксируется. Но думает ли об этих понятиях «крестьянин»?

Постструктуралисты зачеркивают и тему, и идею, пишут сверху «Абсурд!» и уходят рушить страну. «Литературные анархисты» - шипят им вслед. Шипят не зря. Для них произведение – это просто текст, переживания, которые не давали автору покоя, поэтому он решил перенести их на бумагу. Пропагандировал ли автор свою идеологию? Писал ли каждое предложение, сопоставляя его с темой и идеей? Действительно, абсурд. Чтение текста – это всего лишь прогулка. Мы можем только догадываться о теме, дабы оставить произведение в памяти. Структуралисты потирают ладони.

 Творчество – это потребность человека, отличающая его от животного. Так как человек не робот, а плоть, не лишенная души, он испытывает на себе постоянное влияние среды. Чтобы не сойти с ума, излить свои переживания, автор создает текст. Он не думает при этом о литературоведческих понятиях. На них даже намека нет. А что читатель? Читает, представляя в голове образы и испытывая определенную реакцию на увиденное. «- Как тебе? – Я рыдала! Это нечто!» и «- Как тебе? – Идея слишком радикальна. Такое ощущение, что автор одержим». Где здесь разговор «крестьян», а где людей, профессионально относящихся к литературе? И так понятно. Поменяйте их местами. Снова абсурд?

Ортодоксальные литературоведы брызжут слюной, доказывая, что художественное произведение обязано воспитывать в человеке нравственное, высокое, благородное. Все, что не имеет отношения к этому, в топку. Вот оно, двухмерное отношение. Есть хорошие тексты, есть плохие. Им так удобнее. Больше потратят времени на сон или еду. Но куда спешить? Мы же с вами не на поезд опаздываем, а анализируем практически живой организм, который ценится лишь в целости, а не «Мне его голова нравится, хотя руки грубоваты, но ноги все-таки скрашивают впечатление». Стоит отметить, что данный класс литературоведов презрительно относится к постмодернизму. Почему? Эти тексты уже давно выброшены ими в мусорное ведро, как не отвечающие благородной воспитательной цели.

Причина неудачи постмодернистских текстов лежит на поверхности. Их нельзя оценивать по двухмерной шкале: они зачастую исключают противопоставления «хороший - плохой», потому что данные принципы слишком объемны для узкого мышления ортодоксов. Самое время ввести такое понятие, как «иной текст». Вообще слово «иной» будет ключевым для постмодернистского мышления. Стоит сказать о данном виде мышления более подробно.

Постмодернистское мышление – это мышление нового человека, не имеющего какого-либо отношения к традиции. Как вы думаете, почему в России запрещают выставки порнографического характера, литературные произведения, якобы пропагандирующие разврат, воротят нос от трупов, которые выложены в форме сердца? Для нее это аморально, это противоречит традиции, а главное, религии. Россия до  сих пор живет «обычаями» Советского Союза, где подобные вещи и не мыслились. Но картины и тексты написаны, сексуальные меньшинства имеют место быть. Почему бы не принять это как нормальное явление? Жизнь меняется. Меняется человек. Эпоха «железного занавеса» прошла, но русский народ продолжает прятаться за тюлевой занавеской, не прекращая креститься.

Постмодернистские тексты доказывают правоту постструктуралистов. Произведение создано лишь для получения эстетической реакции. Заметим, что не для эстетического наслаждения. Наслаждение – это «хорошо». Постараемся избегать оценочных понятий. Для постмодернистского автора произведение – художественное или литературное – не обязано воспитывать в человеке благородное, не обращается к его оценке. Ему нужна реакция. Он работает на иные функции. Какие же? Можно выделить несколько основных: эстетическое потрясение, расширение восприятия, интеллектуальное обогащение. Стоит уточнить, что данные функции тексты выполняют бессознательно, автор при написании произведения о них не думает. Стоит уточнить также, что функции выполняют самые разнообразные тексты. Читатель может морщиться все чтение от отвращения, и это уже успех! Текст может «снести» психику, может заставить ходить в ступоре неделю. Ортодоксы скажут, что это отравление организма. Да, это своего рода пилюли, проглотив которые, человек испытывает новые ощущения: не восторг, не печаль, а «иные».

Иногда берешь книгу, начинаешь читать и понимаешь, что персонаж, которого все считают идеалом благородства, своим добром разрушает человеческие души. С точки зрения религии он безупречен, но трезво ли он мыслит, творя сие? А если зло спасает, то какое же это зло? И так всю жизнь, относительную до расплывчатости.

Ортодоксальные литературоведы знают лишь три цвета: черный, белый и серый. А на что тогда радуга? Они с тем же успехом бы взяли фиолетовый и зеленый с оттенками между ними. Но как же, за данными цветами нет точности! Фиолетовый и зеленый – иные цвета, в которых каждый человек, то есть субъективно, находит свои плюсы и минусы, если все-таки допустить оценку. Но для человека с постмодернистским мышлением ни одна из оценочных сторон преобладать не будет. Поэтому он может с легкостью доказать, что черный цвет – это «хорошо», это спокойствие, покорность, сдержанность, сосредоточение на себе, а белый – это открытость, безалаберность, неприличная яркость, то есть «плохо».

Постмодернистский человек бесконечно одинок в своем относительном эстетизме. Да, были постструктуралисты, но их время прошло. В настоящее время структурный метод преобладает как в литературе, так и в жизни. Двухмерная пластинка передвигает ножками, бежит по неотложным делам, устав от разбивки явлений на две половины. Объемность занимает слишком много места и пугает. Она «иная». Но наступит тот момент, когда кроха сын спросит отца: «Я знаю, что такое хорошо и что такое плохо. А что такое иное?».