17.02.14. 03:11
Читая записи Розанова или Бунина, я не замечала в них яркой границы между бытом и умозаключениями. Ну, выслали пару рубашек. Ну, порвалась старая. И - никакого отвращения. Все так органично, что хочется рыдать от умиления. У меня же все иначе. Каждая толика быта доставляет мучение. Как я, абсолютно нематериальное существо, могу вещать о столь мелком и незначительном? Трата мозга впустую, насилие над словами. И никогда - любимая часть. Мысль о возможном повествовании, посвященном быту, вызывает усмешку. А ведь без материи никак, как и без смысла.
Избитое слово "смысл". Столько великих слов стало штампами - совестно, будто я их истерла до дыр. А между тем, стараюсь дать жизнь старому, можно сказать, слугам классической литературы. И вывожу фразами вензеля, а ведь кажется, что слишком много, можно было бы и сократить, уместить мысль в паре предложений, но почему-то после прочтения каждого текста ощущение одно - мало и не точно. Будь даже десять страниц и очень достойных.
По сравнению с проблемами героев классики и даже героев моих рассказов мои мучения кажутся смехотворными. Вообще, над моей жизнью хочется насмеяться всласть. И забыть. Не тот масштаб, ничто не удовлетворяет, слишком пусто - да, я могла бы претендовать на звание чеховской героини, точнее - героя. Женщины у Чехова выходят не особо здравыми на ум, что уж говорить. А мелодика... Не пьеса, а песня в четырех действиях. И, сравнивая молодые и зрелые работы, становится ясно, что гению нужно развитие, что мощь его не сидит на месте, растет. И так до смерти. Каждый монолог словно стих в прозе. Льется, льется: то ли речь русская богата мелодией, то ли литература классическая сильно поэтична, то ли Чехов - поэт. При чтении иного прозаика глаз, как квадратный мяч, медленно катится по порогам, переворачивается с бока на бок, даже слышно, как стучит. А тут совсем иное - песня на берегу реки, ветер в волосах и бесконечное желание жить счастьем. Все взоры устремлены в будущее, а ночью пускают слезы по ставшему сказкой прошлому. Когда вой в трубе, вой из собачьей будки и где-то внутри груди.
После Чехова меняется образ мышления. Странно, ведь редко находишь в словах героев что-то близкое себе, никакой аналогии. И сердце не страдает, не обливается кровью за замученные судьбы, помочь им не хочется. Если только заткнуть, заставив смотреть на то, как гнется в поле рожь. Только душа после Чехова очищается, дышать начинает, как после церкви. Словно слова святой водой омыты, душевным светом окрашены. И что тебе беллетристика по психологии - блажь прагматическая! Вон! И я: абстрактность, хрусталь идеи, звон в ушах и долгая дума. До чего поражает разность русского языка, русской литературы, русской головы. Столько важного в жизни видится, что выдумывать что-то - грех. Вот оно, живет - пиши. Так о чем я напишу? О грязной миске, талом снеге и храпе? Тошно-творно.
От быта и так трещат современные книги, телевизор, газеты, людские языки... И моя голова. Кажется, если я заговорю о нем, упаду перед собой на уровень, а эти уровни мне очень тяжело даются. Нельзя восхвалять абсолют и трещать о кружевах трусов. Если это случается, значит абсолют очень даже не абсолют. Вот почему часто творческие люди падают в глазах почитателей. Они оказываются обычными. Это не радует их и радует меня. Потому что в моей жизни все иначе. Хотя бы в том, что у них - почитатели, а у меня - рядом идущие.
Действительно, истина - в парадоксе. Я надеялась на то, что есть хорошие люди возле меня, хотя якобы не верила в это. И точно - их не оказалось. Хотела быть перед, а очутилась в стороне, поняв, что хотела я как раз этой "стороны". В общем, получила то, что хотела. Потому что чем меньше вокруг меня иных персон, чем больше я ценю общество, не видя его каждодневной тупости. Знаю, что есть она, но закрыла к ней доступ. Тихо сам с собою я веду беседу. Даю себе то, что другие дать не в состоянии - достойный разговор. Кичусь тем, что могу выдержать проверку у собственного мозга. И тогда отпадают категории "нужность/ненужность", "для кого-то/для себя". Слишком они скучны и не конструктивны. Ничего не могут дать. Как и люди, собственно. Хотя они могут дать кое-что - отличную пищу для размышления.
Я не люблю людей. Но я люблю то, что они, такие нелюбимые, могут направить мою мысль в новое русло. Все становится очень интересным, до одури. "Во всем хочу дойти до самой сути". Допустим, гнев. Сколько я потратила времени на то, чтобы выяснить его ходы и причины, но не зря. Ничто не зря - высшая жизнь. Почему же возникает гнев?
Что движет звезды и светила? Может быть, и любовь, но не только она. Еще одно - обида. Обида, из-за которой человек теряет разум, выпуская пар. На что человек может ворчать? На то, что он хотел бы иметь. Одному - все, а другому - ничего. Зависть - та же самая обида. Главное - поймать себя за хвост, ткнуть себя носом в это подлое чувство. Осознать, что завидуешь. И избавиться от негатива. Второе - роптание из разряда "недопустимо!", "как можно!", "некультурно!" и прочая. Потому что ропщущему - нельзя, а какому-то херу с горы все можно, даже идти по улице с мокрыми от самого себя же штанами. Остальным же - запрещено, знак "Свобода" перечеркнут. Тонны гнева, от которого трещит интернет. Гнев и тупость. Тупость и гнев. Ничего нового. Ах, разве что умное ничто - личина той же тупости.
Путь человека сродни телу - ему тоже свойственно регенерировать. Пошел не по той дороге, главное - вернуться, а там ноги сами понесут. Вот почему мне так нравятся люди, одержимые одной идеей. Они ищут во всем только одно, и это одно всегда идет им навстречу. Опять же, высшая жизнь. Может казаться, что это несвобода, но, наверное, все наоборот: несвобода - не знать того главного, что движет тобой, и хвататься за все что попало. Как все интересно и парадоксально.
Я часто молчу, не отвечаю. Пишут, а я понимаю, что сказанное или не понравится мне, или не будет понято в должной мере и поэтому разочарует. Уж лучше неизвестность, как говорится. Перед собой у меня другие цели, я уж точно пойму и даже запишу. В этой голове мир гораздо больше окружающего. Он тот же, но шире. И широту эту доказывают сны, которые то и дело уговаривают продолжать борьбу за жизнь. Если не прямым текстом, то счастливой суггестией. Странно, что источник забывается, а ощущение безграничного счастья остается. Лес, дорога, искры, солнце, детство - и вроде бы все. А после - благоговение перед величием и за окном - так ничтожно, так мало. И понимаешь, что ради того, что за и над, стоит жить. Оно и проникает в нищий ум из искусства.
Наверное, одиночеству я должна поклониться в пояс. Мне не надо будет терпеть реплик "Я всегда ее поддерживал", "Я рад, что у меня был такой ученик", "Она всегда могла рассчитывать на меня". Если быть self-made, то быть им до конца.
Л.А.