22 июня 2023 г.

Обреченная стать звездой (был такой сериал)

Спешу поделиться тем, о чем мечтала, когда была глупышкой (видимо, не совсем глупышкой, так как что-то такое явно предчувствовала). Мечтала я попасть на обложку журнала. Наверное, модного? Если честно, не помню всех деталей — ты мечтаешь и не ставишь условия (если поставишь условия, мечта сразу же превращается в цель). А так — просто «безумная мечта», которая кричит о недолюбленности. Вы меня не любили, дорогие друзья и родители, а я вот взяла и попала на обложку. Прямо прыгнула на первую полосу, да еще и с улюлюканьем. Ну что, прыгнула я. Спустя годы, но прыгнула. И на обложку не модного журнала, которые никто, на мой взгляд, сейчас не читает, а камерного литературного издания, которое организовала очень талантливая и душевная девочка. Я не думала, не гадала, никак не ожидала (такого вот начала, а не конца), когда мне поступило предложение дать интервью. Давать интервью я обожаю, честно признаться. И два дня я наслаждалась разговором о своем литературном опыте, фанфикшене и начинающих авторах. Судьба журнала решается, он находится в демо-версии, ожидается новая версия, уже без цензуры. Будут новости — поделюсь.

Леди Абсурд на обложке, ага


Обо мне

Привет. Я Леди Абсурд. Чем я занимаюсь?

Я работаю со своими и чужими текстами. Если вам нужна рецензия, урок(и) писательского мастерства (даже если для вас это просто хобби) или подготовка целой рукописи, то можете обратиться ко мне за литературными инсайтами (а они всегда рождаются при совместной работе). Здесь мы через форму текста и через вашу, индивидуальную, коммуникативную реальность выходим на структурное содержание, которое включает вас в общий — с классиками, да-да — нарратив. Данный процесс отчасти метафизический, потому что в процессе знакомства с уникальной речевой реальностью у меня появляется своя интерпретация вашего видения мира. Я могу задавать странные вопросы, чтобы достроить эту интерпретацию (и свою информационно-смысловую структуру относительно вас). Естественно, я пользуюсь своим — писательским, литературоведческим и филологическим — опытом. Мое образование — высшее филологическое (с красным дипломом).

Тем же самым я занимаюсь, когда взаимодействую с клиентом в эзотерическом деле. Это именно дело, а не «расклад за 250 рублей». Мое дело не поставлено на поток. Я не могу поставить на поток работу, которая связана с человеческой душой. Поэтому клиенты возвращаются ко мне: это максимально индивидуальный подход, когда не хочется рассказывать всю историю незнакомой гадалке (но кому как, конечно — ничего против такого не имею, потому что понимаю, что ситуации у всех разные). Можете назвать это менторством или эзотерическим коучингом. Я пользуюсь картами Таро, считываю информацию по фотографии (вашей или нет), делаю анализ чакр и, если у клиента есть желание, пишу гайды по проработке нересурсных точек, по поиску ресурса в целом. Могу видеть будущее, аспекты вашей натальной карты, если Провидение считает, что стоит работать через сферу астрологии. Но если вам нужен исключительно расклад на ситуацию или человека, то я могу сделать только его. Опять же, это построение вашей, уже метафизической, структуры, которую можно определить как «судьба».

Сейчас я глубоко погружена в психологию. Недавно со мной случился аркан «Смерть» (через «Башню» и «Страшный суд» — я убежала от «Дьявола» в отношениях), который я преодолеваю с помощью «Силы» и Туза кубков. Я изучаю техники когнитивно-поведенческой терапии, чтобы справиться с кризисом утраты. Это поможет мне как в первом аспекте моей деятельности (текстах на подобные темы + понимание вашего), так и во втором (изученная информация стала частью интерпретации некоторых карт и плотно вошла в необходимые гайды).

Обратиться ко мне можно в телеграм: @ladyabsurd


Ссылки на соцсети:

14 июня 2023 г.

Монолог собаки

На «Return to Innocence» Enigma взрываюсь рыданиями.
Вою — громко, не как волк, а как подбитая собака.

Я: Ну вот, ничего не изменилось.
Снова рассталась, снова рыдаю.
Какая же я тряпка...
Внутренний голос: Почему ничего не изменилось? 
Раньше ты рыдала по ночам, теперь днем.

Начинаю смеяться.




Я барахтаюсь посреди океана. Я очень люблю этот океан: седой, могучий, саваофский. Да, иногда я считаю океан своим духовным отцом (реального отца у меня никогда не было). Люблю тех, кто в нем обитает: рыб, моллюсков и особенно русалок. Но я совсем не знаю, куда мне плыть. Не знаю, как добраться до той самой суши. Я на вершине паники, потому что внезапно разучилась плавать; вот так бывает — плавала на большие дистанции, а потом разучилась: любить, быть любимой, заодно и плавать. Падаешь с велосипеда. Падаешь в чужих глазах. Смотришь на пустой лист. Смотришь на ставшие чужими губы. И ярким пламенем горят на плите котлеты — вместе с планами и надеждами — ярким синим пламенем. Пока что без коней в этом отчаянном нарративе. Что ж, я все еще в океане. И я ищу сушу. Я не умерла, я все еще знаю истину: берег принесет мне стабильность, даст возможность отдохнуть от борьбы за жизнь (потом начнется другая борьба — с туземцами, например). Я же стояла на этом берегу, я построила там дом, завела собак, полюбила этих собак (а затем людей). Выходила в сад, собирала яблоки, слушала птиц, разговаривала с бабочками. Была счастлива так, что не могла напиться — тоже, кстати, синим — небом. А потом все исчезло. Нет, не сгорело от котлет, как можно подумать. Сгорела я. Очень хочется написать, что меня сожгли, как ведьму, но психолог надает по шапке, потому что я опять поставила себя в роль жертвы. Ладно, буду жертвой наполовину (если так вообще можно). Когда я догорала, на меня никто не плеснул водицы. Сгорела я до конца, до самого основания, даже пятки, даже эта противная кожа на пятках (и слава богу, что сгорела — такая она отвратительная). Подошел человек, поставил стол, стул и начал писать... Хорошо бы, но нет, он смел меня на совок и выкинул в мусорное ведро. Хорошо, что я имела "запаску" в багажнике. Эта "запаска" и ревет сейчас, что не мешает ей одновременно смеяться. Эта "запаска" и тонет сейчас в океане, позабыв, что паника не помогает. Адреналин может помочь, но не в такой душещипательной ситуации. Он поможет, когда ты будешь собирать вещи, накопленные за семь лет, таскать их из машины на четвертый этаж, когда в новой квартире все разваливается, а никто эти проблемы — так срочно — не решит. Очень стойкий солдатик, пусть и не оловянный — эта "запасная я". Волны хлещут в лицо, а она — как стремительно я перепрыгнула от себя к ней! — захлебывается соленой водой и молится, чтобы течение вынесло ее хотя бы к бревну, за которое можно зацепиться. Уж не часть ли дома это бревно? А что, хлопнула дверью и развалила все к чертям собачьим (и снова собаки). Только вот дом был из кирпичей. И вместо сердца теперь тоже кирпич. Тяжелый и красный. Камень. Может, он и тянет меня на дно. Есть же причина, по которой я начинаю рыдать, смешивая соль слез с солью воды? Есть. Эта причина — семь лет. Эта причина — человек, так странно, уже под конец истории, соединивший в себе всех друзей, которые меня когда-то оставили, мою мать, уехавшую на заработки, когда я была еще крошкой, преподавателей, у которых я никогда не стану любимицей. Человек-никогда. Человек-уже_всё. Человек-я_не_хочу_тебя_видеть. Человек ли? В моей голове — точно нет. Так, сборник воспоминаний. Мягкость рук. Шутки. "Принесешь мне воды?" "Ты ничто". Пусть эти фразы стоят рядом. Я даже потратила целую ночь, пытаясь понять, есть ли этот человек на самом деле. Ну вот, у него есть руки и ноги, он разговаривает, все так же (наверное) шутит. Значит, человек. Значит, я скучаю по нему. Это было бы логично — тосковать по любимому, как в книгах. Я же сама эти книги пишу, черт возьми! Я вожу руками в темноте, пытаюсь поймать очертания образа, но образ распадается (на шутки в том числе). В руках остается лишь невесомая ткань — это "отношение к тебе". Это забота. Приятные слова. Все-таки поддержка (точнее — ее вспышки). Знаете, когда меняется лицо, когда человек тебя видит — оно светлеет. Вот что означает эта помятая органза. И ты (уже "ты", а не "она"? ладно) рассматриваешь ее в лучах уличного фонаря, ищешь искорки, напоминающие золото. Но это всего лишь ткань, которая оживляет кончики пальцев своим прикосновением. Ты даже можешь обмотаться ей, лечь и снова зарыдать, да только вот человека в действительности нет. И был ли он? Может, я увлеклась рисованием? Нарисовала портрет, слепила из того, что было, а потом, как в песне, и полюбила. И тогда тут только моя вина — не надо было рисовать. И лису с домиком — первая картина маслом — тоже. Потому что, кажется, я нарисовала два полотна одновременно. И тем самым определила свое будущее через семь лет. Тем самым определила этот чертов текст, который я сейчас пишу, прерываясь на слезы. Я бы многое отдала, чтобы не писать его. Чтобы не смотреть на полотенце, которое было голубым, а после стирки превратилось в серое. Даже вещи уходят. Казалось, я выкинула три пакета и этого достаточно — жаль, что нельзя было зажечь ритуальный костер (котлеты тоже горели в ритуальном огне). Остальное — одежду — отдала малообеспеченным семьям. Привезла им целый чемодан. Но ведь нет, сегодня я выкинула носок, потому что он тоже поменял свой цвет. И ярко-голубой рюкзак перестану носить по этой же причине — оставлю его для вещей, когда буду в очередной раз переезжать (но я все еще в океане, напоминаю). А полотенце... Замену ему не придумала — потерпим отсутствие эстетики. Оно напоминает мне ту органзу в свете фонаря. В полотенце — вот такое, странного цвета, с желтыми пятнами — тоже можно обернуться (и прыгнуть с какой-нибудь высокой горы, ха-ха). В детстве я думала, что у каждой вещи есть душа. Проснувшись на следующее — после слов о расставании — утро, я смотрела на вещи, окружающие меня, и не могла их узнать. Я никогда не видела этой постели. Этого кресла. Этого стола. Этих блокнотов. Книг. Эти вещи — тоже — от меня отказались. Они не узнают меня так же, как я не узнаю их. Уснула дома, а проснулась в хостеле. И кошки смотрели странным взглядом. Наверное, и собаки так же смотрели, но я не вглядывалась, чтобы оставить надежду, что я хотя бы им нужна. Я не могу забыть, я трачу последние силы на слезы (вместо поиска постоянной работы), мучаюсь в кошмарах, где захлебываюсь собственной кровью, я не могу забыть, мне плохо, плохо, плохо, плохо мне, господи! — а они забудут. И слава богу, что забудут. Не станут рвать себе сердце. Пусть хоть кто-то не будет рвать себе сердце.

22 мая 2022 г.

«Секунда после полуночи» (о песне Земфиры «Мясо»)

Первое, о чем я подумала, когда вышла новая песня Земфиры – как ее разобрать, чтобы не попасть под статью о дискредитации ВС РФ. Естественно, так не должен думать среднестатистический поклонник, когда решается на отзыв о творчестве любимого автора. Но сейчас, к сожалению, такие реалии. Не учитывать их значит быть тем, у кого коронная фраза «Давайте без негатива, ребят». Одновременно смешно и грустно, потому что без негатива в 2022-м (и после) не выйдет. Каждый сейчас сублимирует – насколько хватает сил и смелости. И тем самым спасается, а возможно, и других спасает – очень важно знать, что ты не изгой в своей позиции, а часть пусть и самой уязвимой, но общности. Пребывая перманентно в негативе, один выходит на митинг или пикет, другой занимается общественной деятельностью в интернете, а третьи решаются на антивоенное высказывание. Кому-то верна проза, а кому-то поэзия и музыка. Земфира – из последних. Совместив свою песню и рисунки Ренаты Литвиновой, ее верной творческой спутницы, они выдали городу и миру клип на песню «Мясо». Раньше слово «мясо» мы слышали преимущественно в двух контекстах: в словах Ренаты «Любовь – это не мясо, но что-то кровавое» и словах Земфиры в интервью той же самой Ренате (а другой и быть не может): «Мяса давай! Мяса зрителю!», которое было включено в фильм Литвиновой «Зеленый театр в Земфире». Последний контекст наиболее важен: песня «Мясо» начинается со слов «Мяса, мяса // хотят люди на блюде». Иными словами, есть зритель со своими потребностями – как выяснилось, крайне кровожадными. И теперь уже точно не о любви речь, а о смерти.

Отдельно хочется сказать о названии. С одной стороны, «мясо» - это что-то интересное, хайповое. То, что действительно можно предъявить зрителю в качестве продукта «на блюде». Этим и занимается пропаганда, в частности телевидение. И неизвестно, что появилось первым – курица или яйцо, кровожадные продукты или кровожадные запросы аудитории. Спрос рождает предложение? Или предложение формирует спрос? С другой стороны, «мясо» можно включить во фразу, которая отвечает реалиям войны – «пушечное мясо». «Пушечное мясо» - это солдаты, которые отправляются в зону боевых действий в качестве жертвы богу войны, если можно так выразиться. Солдаты полностью расчеловечиваются, они лишаются имен и фамилий, личных историй, эмоций и чувств – и превращаются в так называемое «мясо». Человек перестает быть человеком не только потому, что человеком на войне быть сложно (если вообще возможно), но еще и потому, что тебя перестают считать личностью абсолютно все: враги, твои же командиры, даже семья. И, когда тебя разорвал снаряд, ты действительно превращаешься в мясо (простите за цинизм). Наблюдающему гораздо легче причислить тебя к мясному цеху, чем видеть в тебе личность. Когда видишь личность, ты ставишь ее рядом с собой, начинаешь формировать к ней отношение, проводить параллели. И ставить себя на ее место. И тогда опасность выпрыгивает из-за угла и начинает трясти за воротник. И вина сдавливает горло. Коль виновен, то насколько? А мог ли спасти? А должен был? А цифры потерь – это всего лишь цифры. Цифру можно написать любую. И если нет в твоем сердце вины, то она, как внезапный родственник, может появиться на платформе с двумя чемоданами и собакой. В любой момент. Или так – когда ослабишь хватку. Хватку за прошлую жизнь. Или просто – начнешь думать.

Для зрителя, если тот находится в отрицании, расчеловечиваются все: от своих до врагов. Враги – нацистское племя. Убитые – мясо. Убитые в кадре – мясо нарисованное, подстроенное. «Наши солдатики» - герои. Герои без имен и фамилий. Герои, потому что должны. Потому что ничего не остается, кроме как Родину любить и защищать. Потому что все мы граждане своей страны, которые, к слову, тоже без имен и фамилий, но с кучей обязанностей. И без толики прав. Или так, с правами, но нарисованными. Даже тут, представьте себе, фейки. Звезды тоже хороши – разбежались по заграницам. Как крысы с корабля. Предатели! И все бы ничего, но крысы, если они все-таки крысы, не бегут с корабля плывущего – бегут они все-таки с корабля, идущего ко дну. И нет личного мнения в этом аду – есть только пропаганда. Как нет сейчас иного зла, кроме Гитлера. Как раньше крестились от чиха – в мирное ковидное время, так сейчас выпускают внутреннего Цербера на текст о времени настоящем. Везде и всюду заговоры. Желание заманить и уничтожить. Даже Земфира, Родину свою предавшая (по мнению соотечественников), Украину поддерживает – вот и песню написала, в доказательство. Человека больше нет. Нет больше личности. Горячие головы захватили политические институты – прямо и наоборот, все равно фраза рабочая. Нельзя чувствовать чувства. И нельзя так песню – антивоенную! – начинать, но об этом позднее.

И что делает Земфира? Она этого солдата, украинского или/и российского, очеловечивает. И если с украинским это сделать легче всего, потому что он защищается, то с российским - сложнее. И не буду говорить почему – вы сами все понимаете. Она не смотрит на людей, как на мясо – она ищет в них мотивы. И собственную историю. Начинает думать за них – чтобы самой стало спокойнее, а не для того, чтобы оправдать. Авторское творчество – это не газетная статья, а какая-никакая сублимация. Никто никого не убеждает, потому что не та мотивация. Песня не убеждает и не доказывает. Песня обнажает мысли и душу. И делает автору этой самой песни легче (хотя бы на толику). Эдакое публичное кровопускание. И называть новую песню пропагандой – это абсолютно не знать, что такое пропаганда. «Чтобы пропаганда была эффективной, пропагандист должен обдумать свою цель, объект пропаганды, правдоподобие информации и средства передачи сообщения», - говорится в справочнике по психологии. Пропаганда всегда осознанна. Не думаю, что Земфира занимается такими вещами. Она творческая единица, актор, мыслитель, но никак не манипулятор общественным мнением, а уж если и получается влиять на умы, то благодаря неосознанным, иррациональным вещам – попаданием в сердцевину каждого. Не «с потолка» многие называют Земфиру гениальным творцом. Значит, действительно попадает, но не стратегией, а сутью (результатом, силой готового продукта). Суть песни «Мясо» - антагонисты тоже люди. И, видимо, от нее покоробило только тех, у кого совсем иное мнение на этот счет.

Если связывать суть трека с его названием, то можно объяснить данное несовпадение, даже противопоставление их друг другу либо иронией, либо образом, на который ориентируется пропаганда, либо тем, что Земфира решила дать повод для очередного обсуждения ее личности и творчества, даже ее гражданской позиции (наверное, в обратном порядке – на основе позиции делается вывод о личности и творчестве), то есть она таки дала мясо зрителю. В любом случае название яркое, сильное и правдивое в своей циничности. Мне кажется, достойное продолжение мрачного «Бордерлайна», которому 26 февраля 2022-го исполнился год. В дополнение скажу, что, ежели случится антивоенный EP, я не удивлюсь, потому что такие, монолитные, треки-высказывания наиболее актуальны в контексте. А не высказываться, будучи эмигрантом по политическим соображениям, невозможно. Это значит бесконечно рефлексировать по поводу собственной вины и идентичности, особенно если у вас лабильная психика.

По поводу идентичности отмечу, что недаром у племянников Земфиры – Артема и Артура, которые сейчас живут в Лондоне – появилась вторая фамилия, Остапенко. Фамилия их матери. И теперь они Рамазановы-Остапенко. Я даже прошерстила статьи в интернете и увидела, что вариант двойной фамилии встречается лишь на нескольких страницах. В основном, они в медиа Рамазановы, как и их известная тетя. Но сейчас, видимо, важно проработать в себе украинскую идентичность и стать солидарными не только по духу, но и по генетике. Не помню, что, читая в «Википедии» статью про их проект The Uchpochmack, я натыкалась на «Остапенко», но текст в конце марта был отредактирован. Предположу, что именно для того, чтобы добавить вторую фамилию. Кстати, в описании антивоенного клипа «Не стреляйте», который был выложен на Youtube 2 месяца назад, ее племянники тоже указаны с двойной фамилией. Для меня – той, которая не ассоциирует себя с паспортными данными – все это довольно сложно, но я могу предположить, что данный дефис – это не только разделение двух родов (татарского и украинского), но и своего рода отмежевание себя от исключительно русских. Хотя я могу ошибаться. И возможно, это всего лишь дело чести. Или совести.

Второй вопрос, которым я задалась после прослушивания – «все эти слова от лица украинского или российского солдата?» Короче, мне нужно было срочно найти лирического героя. И если Земфиру я нашла точно в начале и – под вопросом – в конце, то середина осталась для меня загадкой. Песня вообще самая загадочная в ее репертуаре. И недаром – если раньше были личные истории, то теперь это истории общественные, только с кусочком личного. «Бордерлайн», выпущенный годом ранее, был о том, что выход из собственного ада возможен. Выход этот – обычная жизнь, быт, как вариант – возвращение к былым, пусть и болезненным, отношениям. В «Мясе» Земфира погружается не только в свой личный ад, где невозможно думать о чем-то другом, кроме смертей, где невозможно дышать и получать удовольствие от вещей из прошлой жизни, но и в личный ад солдата, который после нескольких «я» все-таки превращается в «мы»: «Зачем мы приехали?»

Но сначала это «я», причем «я» именно Земфиры, а не солдата. До первой строчки мы слышим звуки, которые похожи то ли на бряцание цепей, то ли закрытие тюремных дверей, но на самом деле все гораздо проще: эти звуки – переработанные вздохи, если не всхлипы. Мотив всей песни – тяжесть дыхания. Невозможность нормально дышать, которая в конце преодолевается продолжительным вокализом. Композиция начинается с внутреннего мира лирической героини, который делится на три проблемы: осуждение, что «мяса хотят люди на блюде» (ситуация в России, в то время как героиня находится за ее пределами и смотрит со стороны); невозможность оргазма (переход мыслей в скованность на уровне телесности); невозможность сосредоточиться (от телесности к интеллектуальной части). Далее следует пауза – отсутствие слов так же важно, как и их наличие. Фраза «быстрее и громче» может относиться одновременно к людям, жаждущим зрелищ, и героине, которая пытается как-то преодолеть барьер в своей телесности, возникший по известной причине. Эта причина станет известна уже после паузы, когда звук (переработанные вздохи) соединяется с текстом: «Забери мои легкие. // Они такие тяжелые. // Они забиты гвоздями, // газетами, смолами». И теперь уже становится известно, что героиня узнает новости из газет и постоянно курит. Словосочетание «забиты гвоздями» переносит нас чуть ли не на кладбище, прямиком к гробам. Гроб нельзя открыть так же, как нельзя развернуть легкие. И если лежащий в гробу не дышит по факту, то героиня дышит, но с препятствиями. И коль продолжать дальнейшие ассоциации, то, ежели ты даже живой, но в гробу и под землей, воздуха точно не будет. Воздух появится в конце трека. И этот воздух не реальный, а «по ту сторону жизни». А пока воздуха нет, есть только две вещи: невозможность и тяжесть. Это внутренний мир героини, с которым она к нам приходит.

Военная реальность появляется – черта за чертой – после следующей паузы. Героиня превращается в солдатское «мы». «Дорога» повторяется 3 раза, «к трупам через трупы» - «трупы» умножаются на 2. И если знать контекст (ролики с украинской стороны конфликта), можно предположить, что это дорога украинских военных по освобожденной Киевской области, в частности по Буче. «Артериальные трубы» - это газопровод, который все еще работает на территории Украины: качает газ в Европу. Сразу вспоминается фраза «Нефть качается» из «Таблеток» «Бордерлайна». И тут внутренний мир героини соединяется с миром солдата: «Прикури мне, пожалуйста, что-нибудь». По поводу «что-нибудь» молчу – тут, мне кажется, все ясно. Кстати говоря, в английском переводе это не «something», а «something nice». Думайте сами, решайте сами… Теперь нам известна причина «забитых гвоздями, газетами, смолами легких» - новости о трупах и сами трупы. Героиня читает об этом в газетах, а солдат видит их воочию. Никто не плачет, но все курят, чтобы как-то справиться со стрессом. «И едем дальше» намекает, что дорога не заканчивается. Что это только отрывок из реальности, а не вся реальность, но и по одному отрывку можно сделать вывод об общей картине.

Если слова про дорогу – слова российского солдата, то это солдат, который отступает («едем дальше»). И пока что мы не видим ни ужаса, ни сочувствия – только хочется покурить. Пока что только тяжко. Эмоционального ответа нет – он появится позже, ближе к финалу.

После паузы следует спич российского солдата (уже точно), заканчивающийся пиком всей песни: «В Мариуполе полночь». Появляется уже конкретный исторический контекст. Но до него солдат изливает душу, начиная все с главного военного закона, который, по версии героини, звучит так: «Смотри на меня, сдавайся. // Или оставайся человеком и сдохни», который можно перевести: «Будь зверем, как я. Человеком быть в таких условиях невозможно. Если ты будешь человеком, то умрешь. Выбирай». Мы встречаемся с личной жизнью солдата: «жена ждет ребенка». «И кроссовки» - если убрать всякую самоцензуру, предположу, что данная вещь относится к тому факту, что в зоне боевых действий наблюдалось массовое мародерство. В английском переводе, опять же, уточнение – эти кроссовки новые. Варианта трактовки два: либо новые для жены, либо новые в целом, то есть только что купленные (на деньги от контракта). Весна в реальности (по факту – в календаре) противопоставляется весне там, где идут бои. Весна у солдата – это «окопы и ракеты высокоточные большой дальности». И, словно в исповеди, дается пиковая фраза всей композиции: «В Мариуполе полночь». Фраза про ракеты связывается с городом – ракеты большой дальности достигают своей цели.

Даже полночь здесь не просто так – это конец старого дня и начало нового. Конец старой, цветущей, и начало новой, разрушенной, жизни. В тантрической традиции - это час духовного зенита и момента инициации, то есть перехода из одного состояния в другое. Это грань, когда закончилась твоя жизнь и пришла смерть. Или еще не пришла - все-таки полночь, а не первая секунда первого. Нахождение между жизнью и смертью - на перевалочном пункте, застывшем в бесконечности.

После строчки про Мариуполь мы слышим слабую сирену, но на ней акцент не делается. Если до этого солдат говорил о том, что его окружает – далеко (жена и будущий ребенок) и близко (ракеты), то после пиковой фразы он решает приоткрыть душу и выдать свои самые сокровенные мысли и чаяния. Ему снятся каждую ночь кошмары, из еды только паек, вокруг холод. Обреченность – себя и сослуживцев он называет «двухсотыми», то есть «грузом 200». Иными словами, смертниками. В английской версии так и написано – «мертвые солдаты». То есть уже мертвые. И, видимо, этот процесс смерти начался с первым шагом на эту землю. Или с первой смертью от твоей руки. Или от первой смерти на твоих глазах. Можно подумать, что таким образом авторка оправдывает российскую армию. Это самая легкая трактовка. Мне кажется, таким портретом показывается бессмысленность конфликта, раз у стороны, которая бравирует благими целями, нет боевого духа - опять же, по мнению авторки. Солдат - это «маленький человек», к которому так любит обращаться Земфира (считающая себя тоже «маленьким человеком» – по крайней мере, в некоторых текстах), но не в жизни, как это было раньше, а в чудовищных обстоятельствах. Наберусь смелости и скажу, что, более того, это «маленький мужчина», потому что женщин здесь нет – они, если и есть, то в виде жен, иногда беременных. Не просто так фраза «жду паек и мерзну» произносится искаженным голосом, будто это не Земфира, а действительно мужчина – замерзший, голодный солдат, который скучает по той, кого любит. «Мне бы обнять тебя» - либо жене, либо матери. Жена уже упоминалась, так что возможно, что ей.

И сейчас грядет вершина моей паранойи. Держитесь. Мне кажется, что в последней части, отделенной паузой, российский солдат сливается с лирической героиней. И тогда, если это действительно так, путешествие по героям закольцовывается: мы начали с героини и заканчиваем на ней. «Приехали. // Куда мы приехали? // Зачем мы приехали? // Я буду искать ответ всю оставшуюся жизнь», - может сказать не только солдат, не понимающий смысла того, что он делает, но и лирическая героиня, которая так же, как и авторка, покинула территорию государства, чьей гражданкой она является. Думаю, эмигранты задаются такими вопросами. Потому что уехал ты не отдыхать, не работать, а по политическим соображениям. Что касается солдата, бессмысленность его действий достигает апофеоза – он будет искать смысл до самой смерти.

«Помолись за меня, помолись», - фраза, которую может сказать не только солдат, находящийся в опасности или грехе (или том и другом), но и героиня-эмигрантка - своему близкому другу или родственнику. Она тоже чувствует опасность. Говорю это потому, что нахожу параллель с песней «Жди меня» из «Бордерлайна»: «За меня там все молятся, жмурятся. // Как бы не сгореть мне, // как бы не задеть их». «Там» - это «в загробном мире», если учитывать биографию самой Земфиры. То же самое можно подумать и здесь: героиня просит помолиться за нее, потому что оказалась вдали от места, где ей было комфортно, где была вся ее жизнь. Но «личная полночь» уже случилась: если не 24 февраля 2022-го года, то в день переезда.

И сейчас встаю на самый зыбкий островок из всего анализа. Молебен в финале песни. Некоторые писали, что это православная служба, просто обработанная в программе. Но я чуяла азиатские мотивы. Думала, что это якутский шаман. Оказалось, я была ближе, чем думала. Данный отрывок очень напоминает молитву бурятских лам по погибшим солдатам из Бурятии. Запись поминальной службы вы можете посмотреть (и послушать, что важнее) на ютуб-канале «Люди Байкала». Сейчас там отключены комментарии – видимо, из-за споров на тему, можно ли было брать запись без разрешения канала или использовать данный отрывок без названия и указания на национальный признак. Многие, даже не буряты, оскорбились, посчитав, что молебен взят в качестве «экзотического звука». Но, опять же, не все так просто. Песня Земфиры – не для развлечения. Здесь нет экзотики: ни украинской, ни бурятской. Здесь каждая составляющая выполняет свою творческую задачу. Задача обработанного отрывка – продолжить логику фразы «помолись за меня, помолись». Это раз. И повернуть часы Мариуполя на секунду вперед. Это два. Смерть уже пришла, трупы лежат по улицам, душа отлетает к Богу. И нет той тяжести, которая прибивала к земле. Нет тяжелых легких, нет желания курить. Нет кошмаров по ночам. И газет с кошмарами. Можно улетать – с ветром. Появляется мотив легкости. Исчезают звуки тяжелого, металлического дыхания. В мелодию, сразу после молебна, вплетается вокализ. Теперь это дышит не тело, а душа. Душа сама становится воздухом. Происходит освобождение. Как, кстати, и в «Бордерлайне».

Что касается жанра, это, конечно, рок. Если есть антивоенный рок как отдельный вид, то вот он. А если нет, то создать все-таки стоит. Есть же антивоенный рэп. По крайней мере, появился. Кто-то писал, что очень похоже на IC3PEAK, но я сразу такое сравнение отмела, так как данная группа исполняет witch house – мрачную музыку с элементами ужасов. Рядом с witch house ставили darkwave, но опять мимо – не настолько он задорный. Но голова отчаянно искала истоков и параллелей. И кое-что все-таки нашла. Возможно, вилами на воде рисованное, но хоть что-то. «Мясо» напоминает «Гору», «Джозефа» и «Маму» одновременно. То есть можно сразу сказать, что песня никак из творчества Земфиры не выбивается. Хотя можно побубнить, что слишком откровенно, но такова уж новая искренность, извините. Медитативные начало и конец нового трека - из «Горы». Речитатив – из «Джозефа» (хотя эта песня на стихи Иосифа Бродского). Низкий бас, почти шепот – из «Мамы». Задумка с финальным молебном напоминает загадочную мелодию «Фло» из альбома «Северный ветер» - данный мотив звучит в финале одноименной пьесы Ренаты Литвиновой. Примечательно, что подобный способ обработки песен, превращающий напев в нечто шаманское, всегда появляется именно в финале. Если в пьесе это плач единственной выжившей героини – Вечной Алисы, то в «Мясе» это поминальная молитва.

Побегала я по тегам на одном известном музыкальном сайте и нашла несколько подходящих: «antiwar music», «protest music», «political». В данные категории могут входить не только рок-композиции, но и остальные жанры. Главное здесь – тематика. Протестную ауру песня может получить по факту. Она не обязана прямо призывать к протестному движению. Антивоенная музыка – это уже протест. Любое антивоенное высказывание – против. Гораздо шире понятие «political». «В отличие от многих других видов музыки политическая музыка обычно не является двусмысленной и используется для передачи определенного политического сообщения. Хотя политический посыл в политической музыке очевиден, он обычно находится в политическом контексте того времени, когда он был создан, что делает понимание исторических событий и времени, вдохновивших музыку, необходимым для полного понимания послания в музыке». Иными словами, такие композиции актуальны в контексте, но благодаря ситуативной популярности они становятся известными в гораздо большей континуальности. Чтобы понять смысл подобной песни, необходимо учитывать исторический контекст, в котором она создавалась. Здесь музыка прямиком соединяется с историей (события и факты), в частности с политикой государства (выступает против нее). Таким образом композиция становится памятником эпохи не только за счет известного автора, но и за счет определенного тематического содержания. Автор превращается в летописца, сам того не осознавая. Так как это сублимация, данная задача – зафиксировать события – перед ним не стоит. Скорее он хочет зафиксировать не события, а свое состояние, связанное с ними.

И последнее. То, без чего бы трек, возможно, не был бы таким сильным. Я про визуал. Про совершенно мунковские рисунки Ренаты. Мунковские - из 1890-х. Когда-то Земфира сказала, что ее не интересует визуальная составляющая ее клипов и альбомов – этим, как мы видим, вплотную занялась Рената Литвинова, не только клипмейкер, но и самобытный художник. По крайней мере, ее стиль узнаваем. Возможно, из-за того, что она сама его популяризирует, даже картины свои продает (ну, или книги со своими рисунками к пьесе-фильму). В любом случае картину Ренаты мы узнаем сразу – есть же черты стиля, да и тематика была одна и та же. Теперь в нее вошли танки, трупы и кровь.

В начале клипа вид из окна застилают нарисованные – и словно окровавленные – глаза. Идет череда рисунков, за которыми мы узнаем уже реальные кадры из СМИ. Могилы в парках, кресты с табличками (имя, год 2022-й). Велосипедист, убитый в Буче. Танкист. Женщина на пути у танка. Танки – целые колонны. Женщина на прицеле – сейчас ее убьют. И вот кого-то действительно убивают – хлещет кровь. Дата на кресте – «24.02.2022». Горят дома. Выжившие – инвалиды без ног. Люди в подвалах скрываются от бомбежек, некоторые с домашними животными. Братские могилы из Бучи: люди не только под землей, но и на земле, словно кто-то умер тут же, от разрыва сердца. Огромное дерево, на котором мельтешат таблички умерших – крестов уже недостаточно, все кресты превратились в одно поминальное древо. Вместо листьев – таблички. И последний кадр, который хочется разглядывать больше всего: это женщины, которые одновременно стоят и лежат (точнее объяснить не могу). Их головы в крови. И все бы ничего, но уже НАД ними начинают летать птицы. То есть птиц можно рассматривать только в горизонтальном положении. Женщины уже лежат, с ампутированными ногами, кровоточащими вертикально, а над ними кричат птицы, как в другой песне Земфиры – «Похоронила» (из альбома «Жить в твоей голове»): «Утром прилетели чайки, // съели все твои ресницы». «Чайки» кричат почему-то только в глаза (клювы связаны линией с глазами). Из губ у женщин выходит небольшая струйка – обозначение то ли голоса, то ли души.

Рената пишет, что «Мясо» - это высказывание. Я не считаю, что у данной композиции значение именно высказывания. На мой скромный взгляд, это исторический памятник, памятник эпохи, пусть и краткосрочной. Посты в телеграм-канале забудутся, будут погребены под слоем других постов, а песня останется. Как и другое: фильмы, картины, стихи. Потому что это искусство. И задача у него не пропаганда, а откровение. Катарсис. Это когда послушал и сидишь, смотришь в одну точку пятнадцать минут. Я вот сидела.




Леди Абсурд

29 марта 2021 г.

Комментарии к «Инферно закрытой комнаты»

В «телеге» родилась удивительная по содержанию беседа. Часть обсуждения публикую здесь (не вопросы журналиста крупного издания, но все-таки — смеюсь).

Екатерина: А вам не показалось, что вот это деление (и одновременно соединение) на «я» и «ты» — это ещё и встреча с Другим (с большой буквы). Но это не только экзистенциальный Другой, который вовне, а ещё и Другой внутри самого «я». Превращается ли «Ад — это другие» в утверждение «Ад внутри меня»?

Леди Абсурд: Тут сложно. Я думала о подобном, но не стала углубляться. И без того сложновато всё это: «я», «ты», «мы», «они». Где там ад? Да везде. И внутри в том числе, если брать злость. Злость — огонь — ад. «Собственный ад» — это и про себя, и про внешние обстоятельства, которые тесно переплетены: одно рождает другое. Внешний ад создаёт ад внутри.

Екатерина: Альбом становится попыткой разрешения этого вопроса или же это исключительно творческая такая фиксация состояния «на границе»?

Леди Абсурд: Конечно, попытка. Поиск выхода. Но именно попытка. Как попытка в белый в «Снег идёт». Там нет чисто белого для меня, даже когда формально есть этот самый белый, епт, снег. Это как бы уговор себя выйти из комнаты, жить эту чертову жизнь. Общаться с близкими. Посмотреть на собаку, порадоваться этой морде. Но, опять же, был ли выход в весну (после осени и зимы) — мы узнаем в следующем альбоме. Да и вообще в публичных словах Земфиры (если там будет надежда). Но чувство, что мы слов этих будем ждать очень долго.

Екатерина: Поняла, согласна с вами, хотя вот доводилось слышать мнения, что весь альбом был создан в логике «искусство ради искусства» и ради того, чтобы в музыкальных образах зафиксировать актуальное состояние.

Леди Абсурд: Очень странное заявление, потому что в альбоме очень много именно представлений о будущем, поиска. Даже не знаю, чего там больше — будущего (разных сценариев ухода и возвращения, новой жизни) или настоящего. Будущее там, конечно, черное, практически похороны, но все-таки оно есть... Не знаю. Я вижу стремление. Вектор.